Неточные совпадения
— Эй,
тетка! — сказал есаул старухе, — поговори сыну, авось тебя
послушает… Ведь это только Бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются.
Но мать, не
слушая отца, — как она часто делала, — кратко и сухо сказала Климу, что Дронов все это выдумал: тетки-ведьмы не было у него; отец помер, его засыпало землей, когда он рыл колодезь, мать работала на фабрике спичек и умерла, когда Дронову было четыре года, после ее смерти бабушка нанялась нянькой к брату Мите; вот и все.
— Боже мой! — говорил Обломов. — Да если
слушать Штольца, так ведь до
тетки век дело не дойдет! Он говорит, что надо начать строить дом, потом дорогу, школы заводить… Этого всего в целый век не переделаешь. Мы, Ольга, вместе поедем, и тогда…
В последние недели плавания все средства истощились: по три раза в день пили чай и ели по горсти пшена — и только. Достали было однажды кусок сушеного оленьего мяса, но несвежего, с червями. Сначала поусумнились есть, но потом подумали хорошенько, вычистили его, вымыли и… «стали кушать», «для примера, между прочим, матросам», — прибавил К. Н. Посьет, рассказывавший мне об этом странствии. «Полно, так ли, — думал я,
слушая, — для примера ли; не по пословице ли: голод не
тетка?»
Он останавливался посредине комнаты и подымал кверху руки, раскидывая ими, чтоб выразить необъятность пространств. В дверях кабинета стояли мать и
тетки, привлеченные громким пафосом рассказчика. Мы с братьями тоже давно забрались в уголок кабинета и
слушали, затаив дыхание… Когда капитан взмахивал руками высоко к потолку, то казалось, что самый потолок раздвигается и руки капитана уходят в безграничные пространства.
— Ну,
послушайте, господа, — сказал Дубков, — после обеда ведь надо дипломата в руки забрать. Не поехать ли нам к
тетке, там уж мы с ним распорядимся.
Я знаю, вы, молодежь нынешнего века, уж не считаете родство и не любите стариков; но вы меня
послушайте, старую
тетку, потому что я вас люблю, и вашу maman любила, и бабушку тоже очень, очень любила и уважала.
— Не хлопочи,
тетка, — сказал Алексей, войдя в избу, — в этой кисе есть что перекусить. Вот тебе пирог да жареный гусь, поставь в печь… Послушайте-ка, добрые люди, — продолжал он, обращаясь к проезжим, — у кого из вас гнедой конь с длинной гривою?
— Да что ты в самом деле,
тетка, размахалась? — проговорил наконец Захар, мало до сих пор обращавший на нее внимания. — Кто здесь кого обокрал? Смотри, не ты ли?.. Ему красть нечего… Хоша бы точно, заподлинно взял он деньги, выходит, красть ему нечего… Свое взял — да и шабаш!.. Пойдем, Гришка… что ее
слушать, загуменную каргу…
Изредка лишь, и то при случае, Глеб и Василий расскажут какую-нибудь выходку «мастака-работника» (так, смеясь, называли всегда покойника); но,
слушая их, уже редко кто нахмуривал брови, — все охотно посмеивались, не выключая даже добродушной
тетки Анны и приемыша, который начинал уже привыкать к новым своим хозяевам.
Что вы всегда молчите!
Послушайте. Будьте со мной откровенны; я приказываю вам, как
тетка. Вы влюблены, я знаю. Она вас любит? Ну!
— Что ты, Зарецкой! Я вовсе не думал смеяться; да признаюсь, мне и не до того: рука моя больно шалит.
Послушай, братец! Наше торжественное шествие может продолжиться долго, а дом моей
тетки на Мясницкой: поедем скорее.
Ничего не понимая и виляя хвостом,
Тетка пошла за ним. Через минуту она уже сидела в санях около ног хозяина и
слушала, как он, пожимаясь от холода и волнения, бормотал...
После панихиды пришлось ехать в дом
тётки, долго сидеть за поминальным столом,
слушая сердитую воркотню отца...
Ераст. Погоди,
слушай ты меня! Сейчас придет сюда твоя
тетка, а через десять минут нагрянет сюда Потап Потапыч с твоим мужем и накроют ее здесь.
«Хоть бы прибрал ее господь… ну ее… всем тягость только; провались она совсем…» — говаривали частенько
тетки; но господь, видно, их не
слушал: старуха жила, наполняя по-прежнему дом жалобами и канюченьем.
Может, вам совсем нелюбопытно
слушать эту историю? — вдруг спросила она, поворачиваясь к
тетке, которая
слушала, наоборот, с величайшим интересом.
Слова
тётки напомнили ему рассказы Рогачёва, обвинявшего отца в том, что он разорил и довёл до тюрьмы кума своего Хомутова, и теперь,
слушая шёпот Татьяны, Николай испытывал двойственное чувство: её слова как бы несколько оправдывали его холодное отношение к отцу, но, в то же время, были неприятны, напоминая о Степане, — не хотелось, чтобы Степан был прав в чём-либо.
На десятом году подружилась она с этой девочкой, тайком ходила к ней на свидание в сад, приносила ей лакомства, дарила ей платки, гривеннички (игрушек Катя не брала), сидела с ней по целым часам, с чувством радостного смирения ела ее черствый хлеб;
слушала ее рассказы, выучилась ее любимой песенке, с тайным уважением и страхом
слушала, как Катя обещалась убежать от своей злой
тетки, чтобы жить на всей божьей воле, и сама мечтала о том, как она наденет сумку и убежит с Катей.
Как
тетка ни отговаривала, — не
слушает, из лица побледнела, губы дрожат, на глазах слезы, начал кашель ее бить, и вдруг, сударь, — я этакого страха и не ожидал, — вдруг кровь горлом пошла. Стало мне ее жаль непомерно, забыл я всю свою досаду!..
Шла по воду
тетка Акулина, десятника жена. Поравнявшись с мужиками, поставила ведра наземь. Как не
послушать бабе, про что мужики говорят.
Подходя к дому, Абрам поблагодарил
тетку Арину за квас и беспокойство, сказал было, что парнишка его ношу в избу к нему внесет, но Арина и
слушать того не захотела.
«
Тетка детей скорбела; я (Исмайлов) раздражался; та делала нашему супостату выговоры и замечания и раз сказала даже, чтобы он перестал посещать нас, а я вооружился против него всею силою науки и здравого смысла. Часто я низлагал его своим или его же собственным орудием, и дети более
слушали нас, чем его, но острые мысли не могли не западать в юные их души».
Больше она не могла говорить. Появление обеих старух произвело на публику гнетущее впечатление. Рассказывают, что, встретясь в коридоре суда, они устроили друг другу сцену, возмутившую до слез даже судейских курьеров. Старуха Ушакова, ожесточенная горем, набросилась на генеральшу и осыпала ее ругательствами. Она говорила ты, упрекала, бранилась, грозила богом и проч.
Тетка Винкеля сначала
слушала ее молча, с покорным смирением, и только говорила...
Тетка с племянницей тем временем сели закусывать. Подкрепившись, последняя начала рассказывать Марье Петровне свои похождения после бегства от старой барыни, у которой жила в услужении. Марья Петровна, несмотря на строгость правил, была, как все женщины, любопытна и, кроме того, как все женщины, не греша сама, любила
послушать чужие грехи. Она с жадностью глотала рассказ Глаши.